1. Протоиерей Василий Зеньковский напоминает о том, что воспитание свободно в постановке задач и целиком сосредоточено на личности ребенка, поскольку не сковано навязываемыми установками общества и государства. Направленность воспитания на раскрытие талантов, своеобразия личности означает то, что понятие личности является центральным понятием педагогики, только в нем реализуется ее назначение.
Эту мысль ученого следует назвать христианским идеалом. Современное государство и общество, находясь в плену сугубо секулярных материальных и потребительских мировоззренческих установок, лицемерно не свободно. Поэтому, с нашей точки зрения, нужно хорошо понимать, что любые предпринимаемые попытки законодательно и практически развивать дело воспитания и даже духовно-нравственного воспитания в недрах инерции существующей государственной машины, обречены обернуться нездоровым для личности, псевдохристианским суррогатом модели воспитания.
Главная мысль звучит далее: «Можно прививать детям какие-либо навыки, сообщать те или иные знания, если это требуется жизнью, но с педагогической точки зрения ясно, что любая программа воспитания должна быть такой, чтобы эти навыки и знания не внешне, не механически закреплялись в личности, но связывались с ее внутренним содержанием, с ее внутренней жизнью. Педагогически плодотворным можно признать лишь то усвоение навыков или знаний, которое связывает их с жизнью личности для нее самой…задача воспитания: извне навязанное должно через воспитание стать внутренне необходимым» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 28). Штерн назвал это процессом «интроцепции». Но Зеньковский предупреждает от ошибки перепутать центральное значение понятия личности с верховным значением принципа личности. «Личность связана всегда с каким-либо социальным целым, она включена в порядок природы, в своей внутренней жизни обращена к миру ценностей, ищет опоры и восполнения в Боге. Абсолютный характер понятие личности получает лишь в применении к Богу — в человеке же начало личности является умаленным и ограниченным с разных сторон… Нельзя превращать начало личности в какую-то самосущую, ни от чего независимую силу, отделять личность от всего того, что определяет смысл ее жизни» (Там же, стр. 28-29).
2. Подводя итог первому посылу размышления о проблемах воспитания, психолог и педагог Русского зарубежья объясняет, как возникает основа целого ряда течений, объединяемого автором в понятие «педагогического анархизма». В нем задача воспитания оторвана от вопроса о смысле жизни, как высшей темы педагогики.
Эти течения возводят «…задачу воспитания личности, как таковой, то есть вне вопроса о смысле ее жизни, — в высшую тему педагогики. Достаточно просто раскрывать все, что заложено в содержании личности с ее особенностями, свободно идти по выбранному пути, ничем не стесняя себя. Именно «педагогический анархизм» превращает центральное понятие личности в верховный принцип педагогики, полностью оправдывающий свободу личности творить и не стеснять себя, свободно избирать свой путь.
«Это превращает воспитание, в сущности, в бессодержательную задачу, в чистое развитие принципа личности — независимо от того, во что выльется жизнь личности. Слепое преклонение перед началом личности ведет к педагогическому анархизму, к отрицанию объективных принципов воспитания — как это мы и видим в ряде течении, особенно у Л. Толстого и его различных последователей» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 29).
3. Следующее направление педагогики, ставящее задачу максимального раскрытия творческих сил души ребенка, развития определенных психических функций, дающих возможность оптимальной адаптации в социальной среде, именуются протоиереем Василием Зеньковским педагогическим реализмом.
Такое направление педагогики может носить ярко выраженные национальные особенности, связанные с содержанием историко-культурной традиции. В качестве примера приводится педагогика американской мечты.
«В Америке придают главное значение формированию «характера» — умению проводить в жизнь свои идеи, осуществлять свои замыслы… в американской педагогике к этому присоединяется еще очень четкое определение условий развития творческой силы — это и есть «Charakterbildung», формирование силы, необходимой для реализации творческих замыслов человека. Воспитание характера означает здесь воспитание умения достигать поставленных целей, умения овладевать средой и теми силами, какие находятся в данной обстановке» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 30).
В этом, безусловно, есть свои плюсы. Приоритет такого воспитания предполагает развитие волевой составляющей души человека — культа физически крепкого тела, развитие силы личности, развития самодисциплины в конкретном направлении с заданной целью обеспечить удачу и благо личности.
Но способна ли такая «педагогика успеха», школа преодоления невзгод, «школа душевного спецназа» уберечь от больших невзгод и трагедий, от страшных вопросов о смысле жизни и бесцельности той самой успешной жизни.
«То, о чем заботится современное воспитание, конечно, нужно и важно, но оно или не затрагивает основной тайны в человеке, проходит мимо самого существенного в жизни, — или слишком слабо и незначительно, чтобы оказаться способным обеспечить детям «благо». Физическое здоровье, культура ума и чувств, сильный характер, здоровые социальные навыки не спасают от возможности глубоких, часто трагических конфликтов в душе человека, не охраняют его в страшные часы одинокого раздумья. Тема о человеке оказывается шире и глубже, сложнее и запутаннее, чем ее знает современное воспитание» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 31).
4. В развитие этой темы появляются исследования жизни души за порогом сознания, теории психологии в «сферы подсознательного».
То, что мы называем проблемой иерархического устроения личности, проблемой целостности человека в этих теориях трактуется как конфликты, приводящие к различным душевным заболеваниям, социальной дезадаптации. Учение Адлера о душевных компенсациях (в человеке живет потребность социального самоутверждения и если, в силу закона компенсации, накопление опыта неудач развивает в глубине души страстную потребность найти возможность компенсировать этот опыт, не взирая на препятствия), несколько односторонние работы Фрейда о разрешении внутренних терзаний человека в душевную болезнь, труды Юнга, других психопатологов важны, с точки зрения В. Зеньковского тем, что раскрывают реальность и динамизм нашего «подполья».
«Конечно, и родители и педагоги чувствуют в тех или иных проявлениях детской души скрытую логику, скрытую напряженность внутренней жизни, — но сосредоточивая задачу воспитания на развитии периферии души, мы словно хотим убежать от серьезных задач, стоящих перед нами. Можно сказать и больше: «периферийность» нашего воспитания, его современных форм сама является часто источником разнообразных осложнений в детской душе. Очень многие конфликты в детской душе создаются нами самими. Мы этого не замечаем, дети тоже забывают об этом, но те раны, те внутренние обвалы, которые совершаются в юной душе, замирание творческого огня и переход линии банальности и обыденщины, — все это остается в детях часто навсегда» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 32-33).
И это отвлечение от главной темы духовного возрастания не менее вредно в деле воспитания, чем заблуждения педагогической «анархии» или «реализма», размывая у педагогов, родителей и детей целостную картину мира. В. Зеньковский делает важную ремарку о том, что целостность души заключается не в некоем «гармоническом» развитии души (а точнее, ее периферии), а в создании устойчивой конструкции «условий внутреннего равновесия самообновления души».
5. Чтобы раскрыть следующее звено изучения проблем воспитания в изложении протоирея Василия Зеньковского, повторим его изначальный тезис: в его идеале воспитание свободно в постановке задач и целиком сосредоточено на личности ребенка.
Тема свободы называется главной тайной в человеке (mysterium libertatis). Без этого условия современное воспитание не сможет разгадать и раскрыть внутренний мир ребенка, душа которого свободна только тогда, когда идет по своему собственному пути. Именно этот свет свободы изнутри является самым мощным импульсом творчества и инициативы для души, противящейся всякому принуждению.
Ученый предостерегает от абсолютного, идеалистического, толстовского взгляда на свободное воспитание, которое неизбежно вынесет нас в мутное русло педагогического анархизма. Однако принадлежность понятия свободы к категории Духа (по мысли Феофана Затворника и других) прямо указывает на ее Божественную преображающую природу. Позволим здесь обширную, но очень выверенную авторскую цитату.
«Свобода светит человеческой душе, не как реальность, не как данная ей сила, но как возможность, как задание, — и как раз в идее свободы есть начало освобождения человека от власти природы, от своего прошлого, своих привычек и страстей. Свобода дана и не дана… В сознании свободы раскрывается впервые путь творчества; в этом смысле можно сказать, что задача воспитания в том, чтобы зажечь душу идеей свободы, привести к свободе, взволновать и вдохновить душу идеей свободы.
Свобода не дана, а задана — но не в смысле чего-то надуманного или выдуманного; она нужна душе, как живая вода, сообщающая ей жизнь, дающая ей крылья. Потому и бессмысленен педагогический анархизм или утверждение, что в ребенке есть свобода. В воспитании дело идет об «освобождении», т.е. о восхождении к свободе. Однако это утверждение не следует понимать так, что свобода в ребенке лишь потенциальна: она есть и в детской душе, но только она глубже сознания, в силу чего она имеет иной смысл, чем свобода в зрелой душе. Но воспитание работает над эмпирической личностью, над той ее частью, которая связана с миром вещественным и социальным; духовные силы ребенка (в том числе дар свободы) создают возможность и основу воспитания, но они не создаются воспитанием. В этом смысле воспитание имеет задачу помочь ребенку стать свободным, обрести свободу» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 34).
Очень важный момент. Дар свободы невозможно вырастить, воспитать в детской душе, можно только помочь проложить к ней дорожку, чтобы этот дар Духа стал дорогим и столь необходимым приобретением. Но насколько ценен для судьбы человека дар свободы, настолько он и страшен, опасен, чреват для дела воспитания. Современный мир полон бесовских подмен, превращен в театральную постановку, лишенную стержня и смысла. Идеи воспитания сегодня слепы, трагически неразборчивы: они считают достаточным просто освободить дитя, а дальше оно «само разберется».
И здесь В. Зеньковский замыкает логическую цепь идеи воспитания личности при условии свободы. Воспитание без свободы он называет бессмысленной дрессировкой и подавлением личности. Это вопрос морали, вопрос веры, вопрос мировоззрения. Как ребенок, не имея под собой почвы устойчивых ориентиров, идеи общественного единства, будучи свободным, сможет сделать главный выбор – что есть добро и зло?
Здесь сокрыта еще одна серьезная проблема современной действительности. Принято за аксиому преподносить демократию как наиболее приемлемую форму политического устройства государства, обеспечивающего наибольшее соблюдение свободы личности. Но (онтологически?) настоящая свобода – это, прежде всего свобода от греха. К сожалению, нам не известна ни одна норма права, ни в одной самой «продвинутой» демократии (даже там, где рука президента во время присяги возлагается на Библию), которая содержит понятие греха. А это значит, что демократия не знает, что такое настоящая свобода. Эта слепота неизбежно оборачивается лицемерием, коррупцией, двойными стандартами, серьезнейшим нравственным изъяном. Вспомним в качестве иного примера, что в нашем русском и российском монархическом укладе было абсолютно нормальным сверять принимаемые законы на соответствие заповедям Божиим.
«Дар свободы — великий, но и страшный дар; без него не цветет, не раскрывается личность, но в свободе же источник всех трагедий, всех испытаний человека. Свобода ставит нас неизменно и неотвратимо перед дилеммой добра и зла — и как часто свобода, подлинная, глубокая, блистающая всеми дарами человеческой души — уводит нас на путь зла и разрушения — себя и других! Если нельзя ставить задачей воспитания развитие начала личности вне связи со сферой смыслов,- то еще менее можно развивать свободу, не обеспечивая ее связи с добром» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 35).
Но зло современной жизни настолько лживо и лицемерно, тысячью масок рядится в добро, что, не имея подлинной глубокой веры в Бога, благодатной помощи Творца, распознать его от добра сразу практически невозможно. Получая дар свободы, современный человек просто погружается в атмосферу соблазнов, искушений, изощренного греха. Добро же оказывается одиноко, оболгано, раздавлено, невыгодно, непрактично и совсем не привлекательно.
Как же в этой ситуации обеспечить устойчивую требуемую связь свободы ребенка с добром? Тем более что так называемое общественное мнение любую попытку выполнить это условие называет попранием этой самой свободы. Поэтому В. Зеньковский любые идеи предоставления самому ребенку право выбора действий называет недопустимой и даже педагогически преступной.
6. Но как тогда решить эту сложнейшую задачу – обеспечить связь свободы и добра?
Как же часто свобода оказывается непосильной ношей для человека. Сколько исторических примеров, когда целые народы оказываются не готовы к свободе и даже не желают ее. Вспомним из библейского повествования, насколько тяжело Моисею было убедить свой избранный народ в том, что исход из египетского рабства есть не бремя, а благо для него, сколько чудес явил Бог, чтобы укрепить его в этом. А сколько наших граждан ностальгирует о временах СССР? Вспомним и пророческие слова Ивана Ильина о трагических последствиях для России после смены советского тоталитаризма демократией.
Как же удержать ребенка от склонности к произволу, чтобы свобода не стала первоисточником зла, а служила добру? По мнению В. Зеньковского ребенок со старшего подросткового периода и юности впервые осознает бремя свободы. Душа человека словно чувствует, насколько тяжело совладать со свалившейся на него свободой, как трудно совладать со страстями. Что же говорить, если грех и похоть активно навязываются сегодня как должный и привычный образ жизни, как норма, не принимая которую молодой человека обрекает себя на ярлык белой вороны.
«Но загадка свободы, ее правда и ее невместимость, ее ценность и возможность зла через свободу ставят еще более серьезную и трудную проблему. Как связать в душе ребенка дар
свободы с добром? Как наполнить развитие разных сил в человеке глубоким смыслом, связать душу с миром ценностей — не минуя свободы, а через свободу? Развитие дара свободы в ребенке не может быть понято формально, мы не можем уйти от ответственности за то, станет ли дар свободы источником греха или проводником правды» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 36).
свободы с добром? Как наполнить развитие разных сил в человеке глубоким смыслом, связать душу с миром ценностей — не минуя свободы, а через свободу? Развитие дара свободы в ребенке не может быть понято формально, мы не можем уйти от ответственности за то, станет ли дар свободы источником греха или проводником правды» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 36). Как преодолеть проблему зла в человеке? Основное содержание будущего в том, насколько мы адекватны и ответственны в деле воспитания наших детей, насколько понимаем, что к добру нельзя привести или привязать насильно. А изнутри свобода с добром никак не связана. Привести ребенка к добру, оградить от зла должны мы взрослые – в меру того, что это наша главная ответственность перед Богом, главная проблем воспитания и основная тема нашего будущего. Добро, узнаваемое и принимаемое изнутри человека, должно стать внутренним критерием жизненного пути личности – только эта задача воспитания будет проявлением истинной любви к нашим детям.
Любое другое воспитание в деле приноровления ребенка к жизни никак не открывают внутренних приводящих пружин этого мира.
«Не приспособление ребенка к жизни, а развитие в нем сил добра, обеспечивание связи добра и свободы должно составлять цель воспитания: приспособление (функциональное, социальное и т. д.) к жизни имеет ведь чисто инструментальный характер. Добро в душе не рождается ни от физического здоровья, ни от хороших социальных навыков, ни от развития творческих сил: оно также невыводимо из периферии души, как ныне в психологии мышления признается сознание идей, невыводимых из чувственного материала знания» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 37).
7. И последний вопрос проблем воспитания: какие ключевые мотивы могут заставить нас поверить в детскую душу, «…есть ли вообще в детской душе некий залог добра, на который можно было бы опереться в стремлении развить в нем волю к добру и тем изнутри связать начало свободы с добром?»
И богослов-ученый сам же отвечает, что это может быть тема смерти. Насколько несправедливо, бесчеловечно, жестоко, врывается она в нашу жизнь, настолько мощно запечатлевается в памяти ее неумолимое откровение. И вот почему.
«Тема смерти настойчивее, чем что-либо другое, ставит проблему отношения к вечности, — и та вера в человека, которая сама освобождает педагога от плена пустякам и мелочам жизни, здесь не получает ли новый смысл? … Перед лицом смерти мысль о детях, забота о них, проникновение в глубину того, что в них совершается, ставит вопрос о нахождении внутренней связи между воспитанием к жизни и «воспитанием» к тому, что есть за смертью. Эта тема неустранима для педагогического сознания. Нельзя детей вести так, чтобы тема смерти была чистой бессмыслицей… Смерть не может зачеркнуть того, что уже здесь сопряжено с вечностью, — и это значит, что в теме смерти углубляется, а не меняется перспектива воспитания. Как лучи вечности пронизывают нашу жизнь и осмысливают ее, так и воспитание должно связать требования жизни с законами вечности. Воспитание должно готовить к жизни во времени, но и к жизни в вечности — к жизни земной и к жизни вечной… Надо понять, что связывание в воспитании проблем земной жизни с темой вечности не вытекает из религиозного обоснования, а наоборот его требует. Потому и необходимо религиозно осмыслить вопрос воспитания, что есть смерть, есть неизбежный разрыв в движении души к ее целям. Как правильная философия жизни должна быть построена так, чтобы в ней был дан ответ на то, что есть смерть и куда ведет она нас, так еще более тема смерти должна быть связана с философией воспитания» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 38-39).
Практически каждый из нас, взрослых людей, будучи вырываем из потока привычной жизни смертью близкого или родного человека, остро осознает перед лицом смерти: насколько же мелко, незначительно, ненужно все земное сквозь призму приоткрывающейся на короткое время вечности. Как взаимосвязанны и взаимозависимы эти две планеты, как мелок и порой смешон наш суетливый мир перед загадкой бесконечности бытия души. Вот только живет в нас это величественное созерцание смыслов так недолго, а затем стирается заботами повседневной жизни.
Так неужели, спрашивает В. Зеньковский, наша педагогическая деятельность может обойти вопрос смерти? Как же без этого преподать тайну спасения человека? Как еще проще проиллюстрировать веру в Бога, в ангельский мир. Это еще один вопрос исторической разницы западной и нашей культуры. Это лишение ребенка права быть рядом с умирающим якобы в заботе о его психике. Но где же еще иначе ребенку увидеть, как уходит в иной мир близкий человек, неужели только в компьютере или плохом боевике? Как раз ребенок то и может в простоте запечатлеть, не удивившись и испугавшись, те тени, образы и персонажи вечности, которые уже не может различить Фома неверующий — взрослый. Неторопливые захватывающие рассказы прежней традиции и культуры убедительно показывают, как в православном образе жизни просто и органично ребенок любого возраста проживает тему смерти, тему встречи с вечностью.
Эта грань, где встречается жизнь и смерть, мир видимый и невидимый, неизбежно ставит вопрос о спасении души. Эта тема спасения просто обязана стать важной составляющей воспитания. «Родители и педагоги ищут для детей всецелого и всеохватывающего блага, которое устранило бы от них все, что может ослабить или обессилить их. Мы ищем, например, для детей физического здоровья, чтобы спасти их от болезней и страданий; мы ищем развития всех психических сил, чтобы избежать тех ущемлений души, тех неровностей и провалов, которые образуются при подавлении каких-либо склонностей… И мы хотим обеспечить связь души в ее свободе, в ее подлинной внутренней жизни — с добром, чтобы спасти ее от подчинения злу, от ухода в тьму греха. В свете раскаяния о содеянных грехах мы сознаем всю трагическую неустроенность человека, все бессилие свободы, всю власть искушений — и всю правду и радость жизни в добре. А в суровом свете смерти мы не можем не глядеть на жизнь, на ее содержание и пути с точки зрения вечной жизни» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 40).
Все это обоснует главную мысль ученого В. Зеньковского. Он натаивает на том, что только христианская антропология раскрывает основные вопросы воспитания. Личный опыт только убеждает в том, что главные ее темы, кажущиеся иногда «взрослыми» находят самый живой отклик и интерес в детской душе. Сквозь призму православного учения о человеке обнажается верхоглядство, непоследовательность современной педагогики, узость ее подходов. «Взрослый» разговор о тайнах бытия не требует излишнего оформления и рекламы, и вопрос аудитории: «а когда мы встретимся еще раз?», свидетельствует совсем о непраздном интересе. Вот эта опытная вера в детскую душу, заставляет по новому осмысливать богатство наследия Матери Церкви.
Диакон Димитрий Бурков
1. Протоиерей Василий Зеньковский напоминает о том, что воспитание свободно в постановке задач и целиком сосредоточено на личности ребенка, поскольку не сковано навязываемыми установками общества и государства. Направленность воспитания на раскрытие талантов, своеобразия личности означает то, что понятие личности является центральным понятием педагогики, только в нем реализуется ее назначение.
Эту мысль ученого следует назвать христианским идеалом. Современное государство и общество, находясь в плену сугубо секулярных материальных и потребительских мировоззренческих установок, лицемерно не свободно. Поэтому, с нашей точки зрения, нужно хорошо понимать, что любые предпринимаемые попытки законодательно и практически развивать дело воспитания и даже духовно-нравственного воспитания в недрах инерции существующей государственной машины, обречены обернуться нездоровым для личности, псевдохристианским суррогатом модели воспитания.
Главная мысль звучит далее: «Можно прививать детям какие-либо навыки, сообщать те или иные знания, если это требуется жизнью, но с педагогической точки зрения ясно, что любая программа воспитания должна быть такой, чтобы эти навыки и знания не внешне, не механически закреплялись в личности, но связывались с ее внутренним содержанием, с ее внутренней жизнью. Педагогически плодотворным можно признать лишь то усвоение навыков или знаний, которое связывает их с жизнью личности для нее самой…задача воспитания: извне навязанное должно через воспитание стать внутренне необходимым» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 28). Штерн назвал это процессом «интроцепции». Но Зеньковский предупреждает от ошибки перепутать центральное значение понятия личности с верховным значением принципа личности. «Личность связана всегда с каким-либо социальным целым, она включена в порядок природы, в своей внутренней жизни обращена к миру ценностей, ищет опоры и восполнения в Боге. Абсолютный характер понятие личности получает лишь в применении к Богу — в человеке же начало личности является умаленным и ограниченным с разных сторон… Нельзя превращать начало личности в какую-то самосущую, ни от чего независимую силу, отделять личность от всего того, что определяет смысл ее жизни» (Там же, стр. 28-29).
2. Подводя итог первому посылу размышления о проблемах воспитания, психолог и педагог Русского зарубежья объясняет, как возникает основа целого ряда течений, объединяемого автором в понятие «педагогического анархизма». В нем задача воспитания оторвана от вопроса о смысле жизни, как высшей темы педагогики.
Эти течения возводят «…задачу воспитания личности, как таковой, то есть вне вопроса о смысле ее жизни, — в высшую тему педагогики. Достаточно просто раскрывать все, что заложено в содержании личности с ее особенностями, свободно идти по выбранному пути, ничем не стесняя себя. Именно «педагогический анархизм» превращает центральное понятие личности в верховный принцип педагогики, полностью оправдывающий свободу личности творить и не стеснять себя, свободно избирать свой путь.
«Это превращает воспитание, в сущности, в бессодержательную задачу, в чистое развитие принципа личности — независимо от того, во что выльется жизнь личности. Слепое преклонение перед началом личности ведет к педагогическому анархизму, к отрицанию объективных принципов воспитания — как это мы и видим в ряде течении, особенно у Л. Толстого и его различных последователей» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 29).
3. Следующее направление педагогики, ставящее задачу максимального раскрытия творческих сил души ребенка, развития определенных психических функций, дающих возможность оптимальной адаптации в социальной среде, именуются протоиереем Василием Зеньковским педагогическим реализмом.
Такое направление педагогики может носить ярко выраженные национальные особенности, связанные с содержанием историко-культурной традиции. В качестве примера приводится педагогика американской мечты.
«В Америке придают главное значение формированию «характера» — умению проводить в жизнь свои идеи, осуществлять свои замыслы… в американской педагогике к этому присоединяется еще очень четкое определение условий развития творческой силы — это и есть «Charakterbildung», формирование силы, необходимой для реализации творческих замыслов человека. Воспитание характера означает здесь воспитание умения достигать поставленных целей, умения овладевать средой и теми силами, какие находятся в данной обстановке» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 30).
В этом, безусловно, есть свои плюсы. Приоритет такого воспитания предполагает развитие волевой составляющей души человека — культа физически крепкого тела, развитие силы личности, развития самодисциплины в конкретном направлении с заданной целью обеспечить удачу и благо личности.
Но способна ли такая «педагогика успеха», школа преодоления невзгод, «школа душевного спецназа» уберечь от больших невзгод и трагедий, от страшных вопросов о смысле жизни и бесцельности той самой успешной жизни.
«То, о чем заботится современное воспитание, конечно, нужно и важно, но оно или не затрагивает основной тайны в человеке, проходит мимо самого существенного в жизни, — или слишком слабо и незначительно, чтобы оказаться способным обеспечить детям «благо». Физическое здоровье, культура ума и чувств, сильный характер, здоровые социальные навыки не спасают от возможности глубоких, часто трагических конфликтов в душе человека, не охраняют его в страшные часы одинокого раздумья. Тема о человеке оказывается шире и глубже, сложнее и запутаннее, чем ее знает современное воспитание» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 31).
4. В развитие этой темы появляются исследования жизни души за порогом сознания, теории психологии в «сферы подсознательного».
То, что мы называем проблемой иерархического устроения личности, проблемой целостности человека в этих теориях трактуется как конфликты, приводящие к различным душевным заболеваниям, социальной дезадаптации. Учение Адлера о душевных компенсациях (в человеке живет потребность социального самоутверждения и если, в силу закона компенсации, накопление опыта неудач развивает в глубине души страстную потребность найти возможность компенсировать этот опыт, не взирая на препятствия), несколько односторонние работы Фрейда о разрешении внутренних терзаний человека в душевную болезнь, труды Юнга, других психопатологов важны, с точки зрения В. Зеньковского тем, что раскрывают реальность и динамизм нашего «подполья».
«Конечно, и родители и педагоги чувствуют в тех или иных проявлениях детской души скрытую логику, скрытую напряженность внутренней жизни, — но сосредоточивая задачу воспитания на развитии периферии души, мы словно хотим убежать от серьезных задач, стоящих перед нами. Можно сказать и больше: «периферийность» нашего воспитания, его современных форм сама является часто источником разнообразных осложнений в детской душе. Очень многие конфликты в детской душе создаются нами самими. Мы этого не замечаем, дети тоже забывают об этом, но те раны, те внутренние обвалы, которые совершаются в юной душе, замирание творческого огня и переход линии банальности и обыденщины, — все это остается в детях часто навсегда» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 32-33).
И это отвлечение от главной темы духовного возрастания не менее вредно в деле воспитания, чем заблуждения педагогической «анархии» или «реализма», размывая у педагогов, родителей и детей целостную картину мира. В. Зеньковский делает важную ремарку о том, что целостность души заключается не в некоем «гармоническом» развитии души (а точнее, ее периферии), а в создании устойчивой конструкции «условий внутреннего равновесия самообновления души».
5. Чтобы раскрыть следующее звено изучения проблем воспитания в изложении протоирея Василия Зеньковского, повторим его изначальный тезис: в его идеале воспитание свободно в постановке задач и целиком сосредоточено на личности ребенка.
Тема свободы называется главной тайной в человеке (mysterium libertatis). Без этого условия современное воспитание не сможет разгадать и раскрыть внутренний мир ребенка, душа которого свободна только тогда, когда идет по своему собственному пути. Именно этот свет свободы изнутри является самым мощным импульсом творчества и инициативы для души, противящейся всякому принуждению.
Ученый предостерегает от абсолютного, идеалистического, толстовского взгляда на свободное воспитание, которое неизбежно вынесет нас в мутное русло педагогического анархизма. Однако принадлежность понятия свободы к категории Духа (по мысли Феофана Затворника и других) прямо указывает на ее Божественную преображающую природу. Позволим здесь обширную, но очень выверенную авторскую цитату.
«Свобода светит человеческой душе, не как реальность, не как данная ей сила, но как возможность, как задание, — и как раз в идее свободы есть начало освобождения человека от власти природы, от своего прошлого, своих привычек и страстей. Свобода дана и не дана… В сознании свободы раскрывается впервые путь творчества; в этом смысле можно сказать, что задача воспитания в том, чтобы зажечь душу идеей свободы, привести к свободе, взволновать и вдохновить душу идеей свободы.
Свобода не дана, а задана — но не в смысле чего-то надуманного или выдуманного; она нужна душе, как живая вода, сообщающая ей жизнь, дающая ей крылья. Потому и бессмысленен педагогический анархизм или утверждение, что в ребенке есть свобода. В воспитании дело идет об «освобождении», т.е. о восхождении к свободе. Однако это утверждение не следует понимать так, что свобода в ребенке лишь потенциальна: она есть и в детской душе, но только она глубже сознания, в силу чего она имеет иной смысл, чем свобода в зрелой душе. Но воспитание работает над эмпирической личностью, над той ее частью, которая связана с миром вещественным и социальным; духовные силы ребенка (в том числе дар свободы) создают возможность и основу воспитания, но они не создаются воспитанием. В этом смысле воспитание имеет задачу помочь ребенку стать свободным, обрести свободу» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 34).
Очень важный момент. Дар свободы невозможно вырастить, воспитать в детской душе, можно только помочь проложить к ней дорожку, чтобы этот дар Духа стал дорогим и столь необходимым приобретением. Но насколько ценен для судьбы человека дар свободы, настолько он и страшен, опасен, чреват для дела воспитания. Современный мир полон бесовских подмен, превращен в театральную постановку, лишенную стержня и смысла. Идеи воспитания сегодня слепы, трагически неразборчивы: они считают достаточным просто освободить дитя, а дальше оно «само разберется».
И здесь В. Зеньковский замыкает логическую цепь идеи воспитания личности при условии свободы. Воспитание без свободы он называет бессмысленной дрессировкой и подавлением личности. Это вопрос морали, вопрос веры, вопрос мировоззрения. Как ребенок, не имея под собой почвы устойчивых ориентиров, идеи общественного единства, будучи свободным, сможет сделать главный выбор – что есть добро и зло?
Здесь сокрыта еще одна серьезная проблема современной действительности. Принято за аксиому преподносить демократию как наиболее приемлемую форму политического устройства государства, обеспечивающего наибольшее соблюдение свободы личности. Но (онтологически?) настоящая свобода – это, прежде всего свобода от греха. К сожалению, нам не известна ни одна норма права, ни в одной самой «продвинутой» демократии (даже там, где рука президента во время присяги возлагается на Библию), которая содержит понятие греха. А это значит, что демократия не знает, что такое настоящая свобода. Эта слепота неизбежно оборачивается лицемерием, коррупцией, двойными стандартами, серьезнейшим нравственным изъяном. Вспомним в качестве иного примера, что в нашем русском и российском монархическом укладе было абсолютно нормальным сверять принимаемые законы на соответствие заповедям Божиим.
«Дар свободы — великий, но и страшный дар; без него не цветет, не раскрывается личность, но в свободе же источник всех трагедий, всех испытаний человека. Свобода ставит нас неизменно и неотвратимо перед дилеммой добра и зла — и как часто свобода, подлинная, глубокая, блистающая всеми дарами человеческой души — уводит нас на путь зла и разрушения — себя и других! Если нельзя ставить задачей воспитания развитие начала личности вне связи со сферой смыслов,- то еще менее можно развивать свободу, не обеспечивая ее связи с добром» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 35).
Но зло современной жизни настолько лживо и лицемерно, тысячью масок рядится в добро, что, не имея подлинной глубокой веры в Бога, благодатной помощи Творца, распознать его от добра сразу практически невозможно. Получая дар свободы, современный человек просто погружается в атмосферу соблазнов, искушений, изощренного греха. Добро же оказывается одиноко, оболгано, раздавлено, невыгодно, непрактично и совсем не привлекательно.
Как же в этой ситуации обеспечить устойчивую требуемую связь свободы ребенка с добром? Тем более что так называемое общественное мнение любую попытку выполнить это условие называет попранием этой самой свободы. Поэтому В. Зеньковский любые идеи предоставления самому ребенку право выбора действий называет недопустимой и даже педагогически преступной.
6. Но как тогда решить эту сложнейшую задачу – обеспечить связь свободы и добра?
Как же часто свобода оказывается непосильной ношей для человека. Сколько исторических примеров, когда целые народы оказываются не готовы к свободе и даже не желают ее. Вспомним из библейского повествования, насколько тяжело Моисею было убедить свой избранный народ в том, что исход из египетского рабства есть не бремя, а благо для него, сколько чудес явил Бог, чтобы укрепить его в этом. А сколько наших граждан ностальгирует о временах СССР? Вспомним и пророческие слова Ивана Ильина о трагических последствиях для России после смены советского тоталитаризма демократией.
Как же удержать ребенка от склонности к произволу, чтобы свобода не стала первоисточником зла, а служила добру? По мнению В. Зеньковского ребенок со старшего подросткового периода и юности впервые осознает бремя свободы. Душа человека словно чувствует, насколько тяжело совладать со свалившейся на него свободой, как трудно совладать со страстями. Что же говорить, если грех и похоть активно навязываются сегодня как должный и привычный образ жизни, как норма, не принимая которую молодой человека обрекает себя на ярлык белой вороны.
«Но загадка свободы, ее правда и ее невместимость, ее ценность и возможность зла через свободу ставят еще более серьезную и трудную проблему. Как связать в душе ребенка дар свободы с добром? Как наполнить развитие разных сил в человеке глубоким смыслом, связать душу с миром ценностей — не минуя свободы, а через свободу? Развитие дара свободы в ребенке не может быть понято формально, мы не можем уйти от ответственности за то, станет ли дар свободы источником греха или проводником правды» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 36).
свободы с добром? Как наполнить развитие разных сил в человеке глубоким смыслом, связать душу с миром ценностей — не минуя свободы, а через свободу? Развитие дара свободы в ребенке не может быть понято формально, мы не можем уйти от ответственности за то, станет ли дар свободы источником греха или проводником правды» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 36). Как преодолеть проблему зла в человеке? Основное содержание будущего в том, насколько мы адекватны и ответственны в деле воспитания наших детей, насколько понимаем, что к добру нельзя привести или привязать насильно. А изнутри свобода с добром никак не связана. Привести ребенка к добру, оградить от зла должны мы взрослые – в меру того, что это наша главная ответственность перед Богом, главная проблем воспитания и основная тема нашего будущего. Добро, узнаваемое и принимаемое изнутри человека, должно стать внутренним критерием жизненного пути личности – только эта задача воспитания будет проявлением истинной любви к нашим детям.
Любое другое воспитание в деле приноровления ребенка к жизни никак не открывают внутренних приводящих пружин этого мира.
«Не приспособление ребенка к жизни, а развитие в нем сил добра, обеспечивание связи добра и свободы должно составлять цель воспитания: приспособление (функциональное, социальное и т. д.) к жизни имеет ведь чисто инструментальный характер. Добро в душе не рождается ни от физического здоровья, ни от хороших социальных навыков, ни от развития творческих сил: оно также невыводимо из периферии души, как ныне в психологии мышления признается сознание идей, невыводимых из чувственного материала знания» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 37).
7. И последний вопрос проблем воспитания: какие ключевые мотивы могут заставить нас поверить в детскую душу, «…есть ли вообще в детской душе некий залог добра, на который можно было бы опереться в стремлении развить в нем волю к добру и тем изнутри связать начало свободы с добром?»
И богослов-ученый сам же отвечает, что это может быть тема смерти. Насколько несправедливо, бесчеловечно, жестоко, врывается она в нашу жизнь, настолько мощно запечатлевается в памяти ее неумолимое откровение. И вот почему.
«Тема смерти настойчивее, чем что-либо другое, ставит проблему отношения к вечности, — и та вера в человека, которая сама освобождает педагога от плена пустякам и мелочам жизни, здесь не получает ли новый смысл? … Перед лицом смерти мысль о детях, забота о них, проникновение в глубину того, что в них совершается, ставит вопрос о нахождении внутренней связи между воспитанием к жизни и «воспитанием» к тому, что есть за смертью. Эта тема неустранима для педагогического сознания. Нельзя детей вести так, чтобы тема смерти была чистой бессмыслицей… Смерть не может зачеркнуть того, что уже здесь сопряжено с вечностью, — и это значит, что в теме смерти углубляется, а не меняется перспектива воспитания. Как лучи вечности пронизывают нашу жизнь и осмысливают ее, так и воспитание должно связать требования жизни с законами вечности. Воспитание должно готовить к жизни во времени, но и к жизни в вечности — к жизни земной и к жизни вечной… Надо понять, что связывание в воспитании проблем земной жизни с темой вечности не вытекает из религиозного обоснования, а наоборот его требует. Потому и необходимо религиозно осмыслить вопрос воспитания, что есть смерть, есть неизбежный разрыв в движении души к ее целям. Как правильная философия жизни должна быть построена так, чтобы в ней был дан ответ на то, что есть смерть и куда ведет она нас, так еще более тема смерти должна быть связана с философией воспитания» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 38-39).
Практически каждый из нас, взрослых людей, будучи вырываем из потока привычной жизни смертью близкого или родного человека, остро осознает перед лицом смерти: насколько же мелко, незначительно, ненужно все земное сквозь призму приоткрывающейся на короткое время вечности. Как взаимосвязанны и взаимозависимы эти две планеты, как мелок и порой смешон наш суетливый мир перед загадкой бесконечности бытия души. Вот только живет в нас это величественное созерцание смыслов так недолго, а затем стирается заботами повседневной жизни.
Так неужели, спрашивает В. Зеньковский, наша педагогическая деятельность может обойти вопрос смерти? Как же без этого преподать тайну спасения человека? Как еще проще проиллюстрировать веру в Бога, в ангельский мир. Это еще один вопрос исторической разницы западной и нашей культуры. Это лишение ребенка права быть рядом с умирающим якобы в заботе о его психике. Но где же еще иначе ребенку увидеть, как уходит в иной мир близкий человек, неужели только в компьютере или плохом боевике? Как раз ребенок то и может в простоте запечатлеть, не удивившись и испугавшись, те тени, образы и персонажи вечности, которые уже не может различить Фома неверующий — взрослый. Неторопливые захватывающие рассказы прежней традиции и культуры убедительно показывают, как в православном образе жизни просто и органично ребенок любого возраста проживает тему смерти, тему встречи с вечностью.
Эта грань, где встречается жизнь и смерть, мир видимый и невидимый, неизбежно ставит вопрос о спасении души. Эта тема спасения просто обязана стать важной составляющей воспитания. «Родители и педагоги ищут для детей всецелого и всеохватывающего блага, которое устранило бы от них все, что может ослабить или обессилить их. Мы ищем, например, для детей физического здоровья, чтобы спасти их от болезней и страданий; мы ищем развития всех психических сил, чтобы избежать тех ущемлений души, тех неровностей и провалов, которые образуются при подавлении каких-либо склонностей… И мы хотим обеспечить связь души в ее свободе, в ее подлинной внутренней жизни — с добром, чтобы спасти ее от подчинения злу, от ухода в тьму греха. В свете раскаяния о содеянных грехах мы сознаем всю трагическую неустроенность человека, все бессилие свободы, всю власть искушений — и всю правду и радость жизни в добре. А в суровом свете смерти мы не можем не глядеть на жизнь, на ее содержание и пути с точки зрения вечной жизни» (В. Зеньковский «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии», стр. 40).
Все это обоснует главную мысль ученого В. Зеньковского. Он натаивает на том, что только христианская антропология раскрывает основные вопросы воспитания. Личный опыт только убеждает в том, что главные ее темы, кажущиеся иногда «взрослыми» находят самый живой отклик и интерес в детской душе. Сквозь призму православного учения о человеке обнажается верхоглядство, непоследовательность современной педагогики, узость ее подходов. «Взрослый» разговор о тайнах бытия не требует излишнего оформления и рекламы, и вопрос аудитории: «а когда мы встретимся еще раз?», свидетельствует совсем о непраздном интересе. Вот эта опытная вера в детскую душу, заставляет по новому осмысливать богатство наследия Матери Церкви.
Диакон Димитрий Бурков